"С почтением к процессам природы..."

Осенью этого года кафедра физической химии Химического факультета Московского государственного университета отмечает свое 70-летие. А начиналось все с одной маленькой лаборатории, которую привез из-за границы и оборудовал на свои деньги В.Ф.Лугинин.

"Разве не проста человеческая мысль? Разве везде и всегда не имеет она право на свое проявление, на свою творческую работу? Разве недостаточно приобрести пару колб, два-три термометра, может быть, простенький катетометр, чтобы вступить в общение с великой природой, чтобы встать на бесконечный путь ее познания, найти в нем смысл и цель в жизни?" – так или примерно так думал в середине прошлого века молодой человек, подающий блестящие надежды, артиллерийский офицер, бросивший карьеру и пустившийся в странствия по Европе в поисках научных знаний и методики работы.

"Хорошо созерцать, размышлять о законах природы, следовать интересу к естествознанию, будучи обеспеченным человеком, не думая о хлебе насущном", – скажете вы. История, конечно, знает и другие примеры: ученых бедных и гениальных. Но давайте попробуем понять состоятельного дворянина и вообразим течение жизни основательное, неторопливое, но не праздное, а полное трудов и размышлений.

В семье потомственного тульского дворянина Федора Лугинина в 1834 году родился сын Володя. Детство молодого барина протекало частью в Москве, частью за границей. В одну из поездок родители пригласили для Володи воспитателя – впоследствии известного профессора геологии Трауштольца, который привил своему подопечному любовь к познанию.

Наставники часто играют огромную роль в становлении характера человека и его дальнейшего самоопределения. Возьмите любое известное имя, и вы наверняка обнаружите среди его учителей не менее известные имена. В 1849 году Лугинин поступает в Михайловское артиллерийское училище в Петербурге, где его учителем математики был профессор М.В.Остроградский, а кафедру химии возглавлял академик Г.И.Гесс. Впоследствии, уйдя в отставку и изучая науки в Германии и Франции, Лугинин стажировался у Р.Бунзена, слушал вместе со Столетовым курс теории упругости у Г.Кирхгофа, работал под руководством Р.Клаузиуса и Ш.Вюрца. В лаборатории А.Реньо в Париже Владимир Федорович практиковался бок о бок с химиком-композитором А.П.Бородиным.

Сейчас, перечисляя эти имена, мы не можем усомниться в значительности этого человека, но кто мог знать это в 1854 году, когда новоиспеченный офицер Владимир Лугинин отправлялся на Крымскую войну? По воспоминаниям современников, Лугинин часто рассказывал об обороне Севастополя, в которой сам участвовал, о мужестве русских солдат, о жившем с ним в одной палатке молодом артиллерийском офицере Льве Николаевиче Толстом. По окончании Крымской войны Лугинин продолжает образование в артиллерийской академии, но через два года оставляет военное дело и в 1860 году поступает слушателем в Гейдельбергский университет.

Первый зарубежный период жизни и научной практики продолжался более 10 лет. Сначала Лугинин занимался органической химией. В ней часто требовались физико-химические методы анализа, которые постепенно все больше привлекали ученого. Основных физико-химических методов было два – измерение электропроводности (он был разработан в лаборатории В.Оствальда) и метод бомбы П.Бертло. Владимир Федорович остановил свой выбор на калориметрической бомбе, что впоследствии совершенно неожиданно отозвалось на его судьбе и на судьбе российской химии.

Взглянем на лабораторную работу тех времен глазами очевидца, И.П.Осипова, прибывшего в Париж к В.Ф.Лугинину, чтобы исследовать изомерию органических кислот методами калориметрии.

"...Усадьба В.Ф. помещалась в довольно удаленной от центра Парижа части – в улице, выходящей на площадь Виктора Гюго. Как и многие постройки в этой местности, она имела вид виллы... флигели переделали в лабораторию... "

На другой день В.Ф.Лугинин повел меня в свою лабораторию и, конечно, прежде всего представил мне калориметрическую бомбу. Когда я ему сказал, что видел этот прибор в Лейпциге, он... заключил фразою: "За немцами так просто не угоняешься".

В лаборатории В.Ф. ожидал его лабораторный слуга – высокий, плотный и смуглый человек, с явными признаками ожирелости, в общем очень добродушной наружности. Звали его месье Пузэ. На вопрос, все ли приготовлено для опыта, Пузэ ответил утвердительно, после чего В.Ф. предложил мне определенное место, откуда я мог, "не влияя на термометр", наблюдать за ходом опыта. Для сожжения служила трикарбаллиловая кислота..."

Вот руководитель и помощник заняли свои места. И если Пузэ был всего лишь сосредоточен, то Владимир Федорович относился к опыту как к священнодействию. Бомба уже помещена в калориметр, раздается голос Лугинина: "Пошел!" Пузэ замыкает ток. Далее слышится: "Готово", и помощник передвигается в сторону калориметра. Владимир Федорович весь в движении – переключает сопротивления, бросает взгляд на секундомер, записывает. Снова слышится: "Бей", и Пузэ осторожно постукивает чем-то по стволу термометра. Еще немного – и опыт закончен. Помощник развинчивает бомбу, промывает прибор, титрует продукты реакции... Просто и изящно, но только на первый взгляд. Иногда железная спираль, при помощи которой воспламеняется органическое вещество, сама сгорала, не воспламенив реагенты. Вот к чему эти предосторожности и команды. Да мало ли хитростей в работе экспериментатора!

Лугинин не забыл родину: в 1873 он приехал в Петербург и работал там в собственной лаборатории до 1882 года, был избран членом Русского химического общества. В 1882-м, однако, уехал в Париж. А в конце 80-х по делам лесного хозяйства Владимир Федорович снова несколько раз приезжает в Россию и в 1889 году переселяется в Москву с семьей: женой-француженкой Мартой Минье и двумя дочерьми. Временный приют для своей лаборатории он на ходит в Московском университете у профессора В.В.Марковникова.

Поначалу Владимир Федорович думал обосноваться в Петербурге и передать свою лабораторию Химическому обществу. Он даже составил перечень условий передачи, но... столкнулся с запретом полиции.

После убийства Александра II  Петербургские власти сделались крайне подозрительны. А тут, представьте себе, ученый только что вернулся из-за границы, устраивает у себя дома опыты, да еще провозит в страну  "бомбу"(!) Бертло. Царская охранка понятия не имела о научном названии калориметра, поэтому неудивительно, что полицейские несколько раз выслеживали Лугинина, врывались к нему в дом. Это надоело ученому, и он перебрался в Москву.

Марковников хлопотал о предоставлении Лугинину маленькой комнаты в университете для лаборатории, а Столетов предложил 100-метровое помещение, которое использовалось для хранения сломанных инструментов физического кабинета. Лугинин, по словам И.А. Каблукова, оборудовал лабораторию в Московском университете "таким количеством хороших и дорогих приборов, что по своей обстановке она заняла первое место среди термических лабораторий не только России, но и Западной Европы".

Началась тихая, ровная жизнь среди приборов и научных работ, с неизменной ежедневной прогулкой вокруг университета. Владимир Федорович обязательно заходил в мастерскую, чтобы устроить разнос механику Чибисову (на деле этот "разнос" оборачивался скромным вопросом, как там продвигается сооружение приборов). Жизнь неспешная, но нескучная. Наоборот, она была полна шуток и юмора. "Гейне говорит, что колбасу лучше всего делают в Гамбурге, а науку в Геттингене, но согласитесь, что калориметрическую воду лучше всех делаю я", – шутя говаривал Владимир Федорович и был прав, потому что температуру изотермической оболочки калориметра он действительно подбирал очень удачно.

...Входная дверь заперта, опыт начат. Владимир Федорович отвинчивает и завинчивает большой брегетовский секундомер – подарок самого метра Реньо. (Русский химик даже завещал положить его с собою в гроб.) Через каждые 30 ударов этого секундомера учитель и ученики снимают показания.
– Ах ты, Господи, что вы наделали! – вскрикивает Владимир Федорович в самый трудный момент опыта, когда приходится вводить в калориметр вещество.
- Что такое?
-Да вы забыли сказать мне, что начинается главный период!
-Я отметил это в книжке.
- Хорошо, но я не успел застегнуть сюртук.
- Владимир Федорович спешит исполнить этот обряд.
- Согласитесь, это мелочь.
- Нет, надо оказывать известное почтение процессам природы, – смеется учитель.

Лаборатория постепенно стала приобретать имя. В разное время в ней работали профессора Московского университета   И.Каблуков,  В.Вернадский;
Харьковского университета – В.Тимофеев;
Варшавского – Вульф;
профессора А.Вогородский и Максимович из Казани.
А ее автор был только приват-доцентом. Тогда на факультете учредили сверхштатную профессуру специально для Лугинина. Вла димир Федорович радовался этому званию, поскольку привык к порядкам западных университетов, где профессора были в большом почете. На деле же он столкнулся с разочарованиями: учебные мелочи, казенные формальности, "несносные" заседания.

Особенно раздражал его рассыльный, который приносил повестку об этих заседаниях совета, где решались вопросы университетских волнений и других общественных дел. Служитель стучал всегда во время опыта.
- Кто там?
- Повестка о заседании.
- Ах, это опять проклятый факультет! Войдите скорее и закройте за собой дверь. Теперь посидите здесь в сторонке и подождите, пока мы кончим опыт!

Так он возмущался, но, будучи человеком требовательным, считал необходимым исполнять возложенные на него обязанности.

Как ученый, он был по-настоящему счастлив: есть любимое дело, рядом ученики и коллеги. Подобно тому как затравка, брошенная в насыщенный раствор, вызывает рост кристалла, так и эта лаборатория выросла из одного самодельного калориметра, стала известной и начала притягивать к себе ученых.

В 1901 году лаборатория снова переехала в другое здание. Владимир Федорович составил опись инвентаря. Некоторые приборы он отобрал как воспоминания и увез в Париж, а остальное имущество передал в дар Московскому университету с условием, чтобы оно всегда составляло цельную, самостоятельную лабораторию. В 1906 году Владимир Федорович пришел в нее последний раз. Потом он все время собирался еще приехать, но этого, к сожалению, так и не произошло.

Люди уходят, но остаются их дела... Жива и процветает термохимическая лаборатория. Празднует свое 70-летие в составе кафедры физической химии, которой и положила начало.

В статье использованы воспоминания А.Н.Щукарева и И.П.Осипова "Частная инициатива в деле создания русской науки" (Харьков, 1913), а также книга Ю.И. Соловьева и П.И. Старосельского "В.Ф.Лугинин" (М.: Изд-во АН СССР, 19бЗ).

В.В. Кузьменко