Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский (7 сентября 1900 – 28 марта 1981) "Видно было по его коренастой фигуре, по его ручищам, какой огромной физической силы был этот человек. Лицо его было изрезано морщинами жизни бурной и значительной. Следы минувших схваток, отчаянных схваток, не безобразили, а скорее украшали его сильную, породистую физиономию. И держался он по-иному, чем все, – свободнее, раскованнее. Чувствовалось, что безоглядность присуща его натуре. Он позволял себе быть самим собою. Каким-то образом он сохранял эту привилегию детей. В нем были изысканность и – грубость. И то и дру гое соответствовало легендам о его аристократических предках и о его драках с уголовниками". Д.Гранин

Жизнь, богатую приключениями, трудно совместить с глубокой научной работой. Н.В.Тимофеев-Ресовский – исключение из этого правила. Память о нем невозможно уложить в биографические сведения и послужной список, научное наследие и воспитание учеников. Кроме этого были невероятные истории времен революции и Гражданской войны, общение с ведущими учеными мира, заключение в сталинских лагерях, славная история предков, неоценимые заслуги в возрождении генетики и эволюционного учения в нашей стране.

Рассказать о нем коротко сложно, и все же...

Н.В. учился в гимназиях в Киеве и Москве, в Московском свободном университете им.Шанявского и в Первом московском государственном университете. Будучи потомственным дворянином, в годы революции и Гражданской войны работал в деревне, воевал, был грузчиком, пел в красноармейском хоре, преподавал в двух институтах, был ассистентом профессора Кольцова в третьем и научным сотрудником в четвертом – знаменитом Институте экспериментальной биологии, где директором был все тот же Николай Константинович Кольцов.

В 1925 году его пригласили на работу в Германию, в Институт мозга Общества имени кайзера Вильгельма. Был научным сотрудником, заведующим лабораторией, директором отдела генетики и биофизики. Встречался со многими ведущими физиками, биологами, участвовал в семинарах Н.Бора. В 1945 году попал в советский лагерь, где едва не умер от пеллагры, а в 1947-м был переведен в ""шарашку" – секретную лабораторию в уральском поселке Сунгуль, там заведовал биофизическим отделом. В 1955 году был отпущен на свободу, занял место заведующего отделом биофизики в Институте биологии УФАН СССР в Свердловске. Организовал биостанцию в Миассово, в Челябинской области; ученые съезжались туда для совместных работ и участия в семинарах со всего Советского Союза. С ноября 1955 года начал приезжать в Москву и выступать (иногда нелегально) в разных научных учреждениях. С 1964 по 1969 год заведовал отделом радиобиологии и генетики в Институте медицинской радиологии АМН СССР в Обнинске, с 1969 по 1980 год работал научным консультантом в Институте медико-биологических проблем МЗ СССР.

Еще в школе увлекался разведением рыб. С 1920 по 1923 год занимался гидробиологией среднерусских озер, а с 1922-го – генетикой. Изучал мутационный процесс, микроэволюцию, работал над соединением генетики и теории эволюции. С Циммером и Дельбрюком определил размеры гена, тем самым проложив путь к изучению физической природы генов и к молекулярной биологии. В лаборатории в Сунгуле и на биостанции в Миассово изучал процессы распределения радиоактивных изотопов в окружающей среде, растениях и животных.

Был известен как замечательный рассказчик, который всегда собирал вокруг себя слушателей. Бго истории о предках, о собственной жизни, об искусстве, о встречах с выдающимися людьми запоминали, записывали на магнитофон, пересказывали.

Лауреат медалей и премий Спалланцани (Италия), Дарвиновской (ГДР), Менделевской (ЧССР), Кимберовской (США), МОИП.

В 1987 году в журнале "Новый мир" вышла повесть Д.Гранина "Зубр" – художественная биография Н.В.Тимофеева-Ресовского. Режиссер Б.Саканян сняла о нем фильм-трилогию. Вышли книги воспоминаний о Тимофееве-Ресовском (1993) и его самого (1995). ЮНЕСКО объявила 2000 год годом Тимофеева-Ресовского. Юбилейные конференции прошли в Берлине, Москве, Дубне, Обнинске, Сунгуле, Бкатеринбурге, Севастополе и других местах.

С биографическими сведениями об Н.В., его автобиографией и некоторыми научными работами можно познакомиться на сайте Объединенного института ядерных исследований в Дубне: www.jinr.ru/~drrr/Timofeeff

Сегодня мы знакомим читателей с воспоминаниями академика НАН Украины Г.Г.Поликарпова, который встречался с Тимофеевым-Ресовским в Москве, Миассово и Обнинске.

Штрихи воспоминаний о Николае Владимировиче Тимофееве-Ресовском

Вместо введения

Шел 1954-1955 учебный год. Я был аспирантом по специальности "радиобиология" на кафедре биофизики биологического факультета МГУ, которая располагалась вначале на Моховой улице, а затем – на Ленинских (ныне Воробьевых) горах. Кафедрой заведовал профессор Борис Николаевич Тарусов. Наши с Володей (Владимиром Ивановичем) Корогодиным лабораторные места – в одной комнате подвального этажа биофака. Там у меня стояли аквариумы с гидрами Pelmatohydra oligactis  из прудов Московского зоопарка и отдельно – с дафниями в качестве корма для гидр. Рядом была комната с рентгеновским аппаратом для облучения подопытных живых объектов, и на том же этаже, в специальном отсеке ( защитным лабиринтом, кобальтовая гамма-пушка, тоже для облучения.

Забегая вперед, расскажу о ярком для меня эпизоде зимой 1955-1956 года, когда Николай Владимирович без санкции и вопреки громкому приказу тогдашнего декана "крепко захлопнуть двери перед менделистом-морганистом-вейсманистом" обходил владения кафедры в сопровождении Бориса Николаевича. Увидев мои аквариумы с элодеей и гидрами и узнав тему моей аспирантской работы, Николай Владимирович одобрительно воскликнул: "Вот это я люблю – всякую природную живность! "

И он поведал о биостанции Миассово в Ильменском заповеднике Челябинской области, где после Сунгуля организовал с женой и сотрудниками несколько групп для работ по радиоэкологическим проблемам. "Водники" исследовали, как водные растения и животные накапливают радионуклиды из водной среды в аквариальных условиях, в том числе в больших емкостях в лаборатории. "Бачкисты" изучали с помощью серии баков, размещенных в полуприродных условиях, как радионуклиды переносятся медленно текущей водой и как в каждом баке вода очищается от них растениями и донными отложениями. "Гробовщики" смотрели, как гамма-излучения действуют на наземные растения, посаженные в большие, как гробы, ящики с землей. "Кавалеристы" ставили опыты с молодыми злаками, растущими на примыкающих стенках двух сосудов (с раствором радионуклида и без него), как кавалерист на лошади: половина корней свешивалась в один сосуд, а другая половина – в другой.

Николай Владимирович пригласил меня на стажировку по водной части, которой заведовала Елена Александровна, его жена. Я был страшно рад и сразу договорился о приезде. Когда же добавил, что распределяюсь на Севастопольскую биологическую станцию АН СССР, он своим богатым, похожим на шаляпинский, голосом нараспев про декламировал: "На Графской пристани, в Севастополе, о берега которой бились волны N-ского моря!"

Впоследствии я узнал, что в его богатом удалыми пращурами роде, восходящем к Рюрику, был герой Севастополя, адмирал Нахимов, именем которого названы проспект и площадь. А другой его предок активно проявил себя в Средиземном и Черном морях, вырвавшись из турецкого плена и угнав для этого фрегат. Поэтому я сразу оказался причастным не только к радиационной гидробиологии по линии "водников" у Елены Александровны, но и в географическом аспекте – к отважным предкам Николая Владимировича. Так лаборатория радиобиологии Севастопольской биостанции, созданная 5 сентября 1956 года, впоследствии преобразованная в отдел радиационной и химической биологии Института биологии южных морей им. А.О.Ковалевского АН СССР, стала ветвью могучего научного древа "радиационной биогеоценологии", сформированного Николаем Владимировичем у "басурманов" (в Берлине, Копенгагене и других городах) и в "многоуважаемом, но обширном отечестве" (Сунгуле, Свердловске, Обнинске).

Я с самого начала вооружался его яркими, веселыми и мудрыми принципами. Первейшим из них считаю: "Почему сие важно в-пятых?" Другим они тоже нравились. Так, 11 декабря 1996 года профессор Аскер Ааркрог, крупный исследователь радиоактивности окружающей среды из Дании, одно время президент Международного союза радиоэкологии, получал памятную медаль профессора Н.В. Тимофеева-Ресовского из рук А.В.Трапезникова, заведующего созданным Николаем Владимировичем отделом в Екатеринбурге. На медали было написано: "В жизни и науке важно отличать существенное от несущественного". Датский ученый принял ее с энтузиазмом, который подтвердили его слова: "О да, я очень и очень согласен с этим принципом!"

Выступления в Москве

А теперь все по порядку. Будучи аспирантом в 1953-1956 годах, я вгрызался в литературу по радиационной биофизике, в которой постоянно встречались имена корифеев из западной литературы:  Lea, Timofeeff - Ressovsky, Zimmer и другие. И вдруг на кафедре все чаще стали поговаривать о том, что западный классик  Timofeeff - Ressovsky, оказывается, работает на уральском  "объекте", где у него целая его немецкая лаборатория из Берлин-Буха, и что он организует отдел в Институте биологии УФАН СССР и скоро появится в Москве на конференции по медицинской радиологии. Разные круги в Москве реагировали на это порой противоположно. Далекий классик из научной литературы вдруг оказался близким возмутителем спокойствия в научных кругах, так как был ближайшим коллегой Т.Моргана и Г.Д.Меллера. Следует напомнить, что в то время ответственным за чистоту (в смысле чистки) в советской генетике был любимец Сталина и Хрущева, народный агробиолог Т.Д.Лысенко.

Итак, конференция в огромном, амфитеатром, конференц-зале. Мы, молодежь, естественно – на галерке, откуда виднее. В президиуме человека три, из них один стоит, а еще один, как бы набычась, энергично расхаживает и столь же энергично обсуждает вопрос о биологической дезактивации радиоактивных вод. Было сказано, что один из них – Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский. Но который? Казалось, после двух десятков лет западной жизни он должен быть вышколен и иметь явный акцент. Тот, кто нестандартно и уверенно расхаживал, к тому же время от времени для подчеркивания мысли приподнимался на носки, говорил на абсолютно чистом, даже красочном и очень образном языке. Оказалось, что это и есть Тимофеев-Ресовский.

Затем последовали его выступления по генетике на мехмате у профессора Ляпунова (на других факультетах для него был полный запрет), где, кстати, был гостивший ученый из Венгрии. Длительная дискуссия шла на немецком языке; впрочем, уже было ясно, что русский Николай Владимирович знает лучше любого из москвичей.

Наконец, эпопея посещения, нет – операция по организации проникновения Н.В.Тимофеева-Ресовского в качестве частного лица на кафедру биофизики по приглашению мужественного заведующего этой кафедрой Б.Н.Тарусова. Мы, орггруппа из полудюжины аспирантов, ждали в условленное время у биофака, чтобы обеспечить цивилизованное прохождение в толпе мимо цербера через боковой вход (центральный был, по указанию декана, под наблюдением, чтобы нога бывшего студента МГУ, а ныне "реакционного" генетика не ступила в аlma mater).

Итак, Н.В.Тимофеев-Ресовский в шляпе и пальто нараспашку быстро подошел к месту встречи. Мы познакомились. А нужно сказать, что знакомился он не формально, запоминал с одного раза и навсегда имя, отчество и фамилию каждого, откуда родом и каких профессоров ученик. Затем в кабинете заведующего кафедрой (в большой аудитории для широкой публики собираться было нельзя) профессора, доценты и аспиранты обсуждали научные интересы кафедры (докладывал Борис Николаевич) и, главным образом, "вернадскологию с сукачевщиной" (выступал Николай Владимирович). Затем последовал обход лабораторий. И именно об этом (про гидр) я рассказал в начале моих воспоминаний.

Позже состоялось выступление Н.В. Тимофеева-Ресовского на семинаре в Институте физики АН СССР у П.Л.Капицы. Помню вопрос П.Л.Капицы: "Как ведет себя радиоактивный цезий, образующийся при испытаниях ядерного оружия и выпадающий из атмосферы на почву?" За помнился ответ:"В обычных условиях сорбируется почвой намертво". И подкрепился этот вывод еще и еще после аварии на Чернобыльской АЭС.

Пришло время, дипломатичный В.Н.Столетов из Министерства высшего образования СССР занял довольно высокий административный пост в руководстве наукой и, очевидно, решил показать себя терпимым к инакомыслию в генетике, тем более что "учение" Лысенко становилось все более одиозным, хотя и продолжало опираться на Хрущева. На сей раз Н.В.Тимофеев-Ресовский, приглашенный В.Н. Столетовым, вошел в корпус биофака официально через центральный вход и выступил в Малой аудитории (пускать его в Большую начальство все же не рискнуло).

Как всегда, выступления Николая Владимировича были впечатляющими, не оставляли сомнений и доставляли эстетическое удовольствие. Все так называемые "словесные вольности"были к месту и воспринимались как иллюстрации или прием для лучшего запоминания. Иногда, опять-таки к месту, они напоминали о широком диапазо не его жизненных перипетий: от утонченной церемонии в Королевском обществе Великобритании до диких способов выживания с уголовниками в лагерях Казахстана и в столыпинских вагонах (забитых до отказа еще живыми, умирающими и давно умершими заключенными).

Меня никогда не покидала мысль о том, что если бы создать равные условия для публичных выступлений и дискуссий Н.В.Тимофеева-Ресовского и Т.Д.Лысенко в университетах, институтах, по радио, телевидению, в газетах и журналах, то исход всегда был бы ясным и определенным. Но власть была выше логики и интересов страны...

Как сейчас, по контрасту, помню "лекцию" Т.Д.Лысенко на биофаке МГУ и, конечно, в Большой аудитории, по "видообразованию". Впечатление было ужасным, а настроение на долго испорченным: это было глумление юродивого мстительного мужичка над современной наукой. Вот один из его перлов: "Некоторые считают Лысенко дураком, но они узнают, что это значит, на своей собственной шкур-р-ре". Впечатление усиливал сиплый голос.

Ясно, что такой сверхнеугодный, как Н.В.Тимофеев-Ресовский, мог выжить (не считая экстремальных испытаний в тюрьмах и лагерях) только в маловероятных условиях полной недоступности: в международной лаборатории в Берлине и на бывшем секретном объекте в Челябинске-40, будучи заключенным руководителем режимной лаборатории при умном начальнике объекта.

Не по наследству ли перешел к нему опыт выживания? Когда-то один из его предков отправился изучать Арктику, однако после многих приключений оказался со своей командой в плену в Африке. Возвратился, угнав для этого фрегат, из Турции в Севастополь, и за это получил высокий военно-морской чин.

Миассево, встречи, переписка

Как уговорились заранее, я дал телеграмму: "Миасс Челябинской Ильменский заповедник биостанция Миассово Тимофееву-Ресовскому Приезжаю Миасс 10 июня Поликарпов Севастополь".

Выхожу из поезда, ищу глазами водителя на перроне. Людей было немного. Легко догадался, предста вился. "А где второй?"– "Я один". – "Как один, а Севастьянов?"– "Нет, я один". – "Тогда пошли искать. Севастьянов! Севастьянов!"И я тоже кричал: "Севастьянов!"Потом водитель сказал: "Значит, другим поездом приедет. Будем ждать". Я начал смутно догадываться и спросил: "А откуда Севастьянов?"– "Как откуда? Оттуда же, откуда и ты. Телеграмма же одна". – "Покажите!"Действительно: подпись "Поликарпов, Севастьянов". Все ясно: телеграфистка. Сказал водителю, тот выругался, что теряем время, а ехать далеко и по, с позволения сказать, "дороге".

Приезжаем, иду к биостанции, навстречу быстрым шагом Николай Владимирович. Обнимает, величает по имени-отчеству и спрашивает, а где же Севастьянов. Прояснение, и громкий, на все огромное озеро, взрыв хохота. Потом нас долго с В.И.Корогодиным, он до меня приехал, звали братьями Севастьяновыми.

Меня определили в палатку, показали научное хозяйство и пригласили на чаепитие-собеседование в коттедж к Н.В. и Е.А.Тимофеевым-Ресовским. С утра следующего дня я был в составе группы "водников"и начал опыт по накоплению церия-144 пресноводными моллюсками под непосредственным наблюдением милейшей и добрейшей Елены Александровны. О научной стороне этого и других опытов с нуклидами и гидробионтами рассказывать не буду: есть публикации.

Два лета, в 1957 и 1958 годах, я приезжал в Миассово и усердно трудился. Впечатлений очень много, их не опишешь на нескольких страницах. Естественно, что познакомился со многими, в первую очередь с заведующим биостанцией, аспирантом Н.В.Тимофеева-Ресовского – Николаем Васильевичем Куликовым, впоследствии его преемником по отделу, доктором биологических наук, профессором.

Многие были тогда дезинформированы и запуганы, в том числе аспирант А.Тюрюканов, который вдруг возник у моей палатки и шепотом начал выяснять обстановку на биостанции. Он приехал с группой почвоведов МГУ (мы даже жили на одном этаже в зоне "Д" общежития МГУ). Мол, все говорят, ставил опыты, знаешь на ком (?!), там в Берлине. Говорю: "Иди к нему, поговори, увидишь, что такой человек в силу своих принципов и характера никаких таких опытов на том, на ком не надлежит, не ставил". Приходит после беседы просветленный. А потом зачастил к Николаю Владимировичу и стал его ближайшим сотрудником.

Отмечу еще, что больше всего притягивали и маститых, и молодых к биостанции Миассово регулярные коллоквиумы под руководством Николая Владимировича. Вел он их идеально, и все испытывали огромное удовлетворение, как преодоление очередного перевала. Об этом в печати есть много воспоминаний.

Мое непосредственное приобщение к передовой школе Н.В. Тимофеева-Ресовского определило основное направление работ в лаборатории морской радиобиологии, формировавшейся в Севастополе на биологической стан ции АН СССР. Я был поглощен организационной (планированием специального корпуса) и одновременно исследовательской работой в переоборудованных отсеках старого здания биостанции на Приморском бульваре. Но переписка с Н.В. и Е.А.Тимофеевыми-Ресовскими велась, не прерываясь, пока они были живы. На мои письма Елена Александровна отвечала из Свердловска (или из Миассово – летом), а после их переезда – из Обнинска. Посещал я их и в Обнинске. Как всегда, это были очень содержательные и доброжелательные встречи. А когда Елены Александровны не стало, писал сам Николай Владимирович, несмотря на трудности со зрением. Я был на похоронах Елены Александровны в Обнинске. У меня в рабочем кабинете – их портреты, присланные Николаем Владимировичем по моей просьбе. Над ними – портрет В.И. Вернадского.

В 1963 году Елена Александровна опубликовала свою монографию "Распределение радиоизотопов по основным компонентам пресноводных водоемов", которая сразу же была опубликована на английском языке в серии изданий Окриджской национальной лаборатории в США. Вскоре, через год, состоялась защита ее кандидатской диссертации в Свердловске, а я был удостоин чести оппонировать этой выдающейся работе. Директором Института экологии растений и животных УФАН СССР и председателем Совета по защитам был академик С.С. Шварц.

Как известно, Николай Владимирович очень критично относился ко всему, отличая существенное от несущественного. Не терпел он "белиберды", "чуши собачьей". Из-за ряда слабых работ по радиоэкологии на Западе и у нас доставалось от него и самому термину.

А когда проходил годичный отчет в Совете по радиобиологии АН СССР в ОБН на Большой Калужской улице, 33, Николай Владимирович отнес себя и тех, кого он признавал на должном научном уровне, к "разумным радиоэкологам". Свое выступление он так и начал: "Мы, разумные радиоэкологи...", и далее следовало изложение достижений его отдела. Действительно, радиоэкология стала модой, и многие, особенно технократы, оказались тоже радиоэкологами, но неразумными.

Помню, как в 1965 году, после длительной экспедиции в Мексиканский залив, Карибское море и на Кубу, я пришел, будучи в Москве осенью, на лекцию Николая Владимировича на биофаке МГУ, где он читал курс по популяционной генетике. Его же не впускали на биофак 10 лет тому назад! Порадовался прогрессу. Еще больше был рад   встрече с Николаем Владимировичем, который был, как всегда, очень радушен.

Николай Владимирович часто повторял: "Настоящий ученый не может быть плохим человеком, и наоборот". О сам и его Елена Александровна были настоящими людьми и учеными, а он лично был еще и гениальным ученым, сгустком невероятной энергии и предельно ясной (видевшей сразу в-пятык") мысли. Он щедро одаривал люде своей энергией, равно заинтересованно разговаривая  с мастеровым человеком, чиновником, искусствоведом,  исследователем. Я чувствую его энергию в себе.

Н.В.Тимофеев-Ресовский. Истории, рассказанные им самим, с письмами, фотографиями и документами. Издательство "Согласие".

Первая часть книги – воспоминания Н.В.Тимофеева-Ресовского с обширными комментариями.
Вторая часть – переписка Н.В. и Е.А. Тимофеевых-Ресовских. В книгу вошли три предисловия (Д.Гранина, В.Иванова, С.Шноля).

В приложениях помещены четыре очерка. Т.В.Пищикова, пользуясь архивными документами, приводит сведения о родословной Тимофеева-Ресовского. М.А.Реформатская, дочь друга Н.В., рассказыва ет о школьных годах ровесников века. Очерк одного из учеников Николая Владимировича, В.И.Иванова, посвящен научной жизни Тимофеевых-Ресовских. Ре жиссер Е.С.Саканян пишет об истории со здания фильма об ученом и истории его реабилитации.

Книга снабжена указателями: библиографическим (основные научные труды Н.В. и литература о нем); биографическим (основные даты жизни); именным аннотированным (люди, упомянутые в книге).